Назад в 70-ые!
Семидесятые годы пролетели совсем недавно, а верится в них с трудом. Странное это было время — жизнь в полусне, в четвертом измерении, в грезах и легкой эйфории. Время, которое, как тогда казалось, никогда не закончится.
Клеши, мини и платформа
В семидесятые годы сильнее всего изменились наши мужчины. Образ накачанного спортивного энтузиаста или интеллигентного ученого вышел из моды. На улицах появились длинноволосые субтильные юноши в приталенных ярких рубашках с жабо и в клешах невероятной ширины, подметающих асфальт. Сзади, по низу, брючины обшивали молниями, чтобы ткань не протиралась, а с наружной стороны, от колена, ошеломляющее расширение штанов достигалось заутюженными складками. Модники украшали складки парой металлических цепей на металлических пуговицах. Идет такой красавец, волосы ниспадают до плеч, рубашка — в цветочек, брюки — на бедрах в облипку, каждый шаг сопровождается звяканьем цепочек и легким скрежетом молний по асфальту. И все смотрят ему вслед: девушки — с восхищением, пожилые матроны — с ужасом и любопытством, мужчины постарше — с осуждением, милиционеры — с острым желанием задержать. Тело стало неактуальным. Модные девушки морили себя голодом, чтобы достичь бесполой хрупкости. И носили такое жесточайшее мини, что в нем можно было сесть на мокрую скамейку и не замочить подол. Надевали мини и в школу. Но почему-то мини-юбки учениц вызывали у грозных учителей куда меньшее возмущение, чем длинные волосы учеников. Фраза военрука: «Возьми семьдесят копеек и приходи подстриженным» звучит похоронным звоном по кудрям в воспоминаниях каждого второго десятиклассника семидесятых. К середине семидесятых в моду вошли массивные платформы — эфирным и утонченным, узкоплечим и узкобедрым юношам и девам, витающим в психоделических фантазиях, требовался, для привязки к бренной земле, хоть какой-то груз.
Выбросить, достать и сшить
Слово «выбросить» в те годы означало не привычное нам «избавиться от ненужного». Под выражением «выбросили» подразумевалось, что в какой-то магазин привезли дефицит — товар, пользующийся особым спросом. Это могли быть туфли на платформе, французские или португальские зимние сапоги. Изредка в Центральном универмаге «выбрасывали» даже фирменные джинсы.
Выброшенное следовало хватать — независимо от того, нужно оно тебе или нет, потому что когда понадобится — могут и «не выбросить». «Доставать» приходилось все модное, хорошо сидящее, красивое или удобное. Чтобы достать хорошие вещи, требовался блат — дружба с работником прилавка и отношения «услуга за услугу». А те, кто не заморачивался выгодой и дружил по старинке — из симпатии, шили себе сами. Или находили крохотные ателье «на одну услугу». Ребята бодро кроили клеши двух фасонов — от колена и от бедра. Девочки копировали выкройки платьев из журнала «Ригас модес» и эстонского «Силуэта». В маленьком ателье на улице Петера Стучки шили умопомрачительные замшевые мини-юбки на молнии сверху донизу, которые больше походили на широкий ремень, чем на предмет верхней женской одежды.
Джинсы, жвачка, сигареты
Мы получили первую волну посылок от заграничных родственников из США и Израиля. И некоторые из нас захотели носить джинсы, курить сигареты «Филип Моррис», жевать жвачку и пить кока-колу. В те годы платили по три рубля за яркие полиэтиленовые пакеты «Мальборо». Ценную покупку осторожно стирали, сушили на веревочке и использовали годами. В треугольнике между часами «Лайма», кафе «Луна» и рестораном «Рига» фарцовщики предлагали фирменные джинсы, зажигалки и монструозные цветные шариковые ручки — последний стон моды, на шестнадцать или двенадцать цветов. Писать многоцветной шариковой дубиной было невозможно, обладать ею — престижно. На улицах работали мастерские, в которых перепачканные синей пастой тетки перезаряжали за три и пять копеек стержни для новомодных шариковых ручек.
А потом в магазинах появилась пепси-кола. И ее ставили на новогодний стол вместе с шампанским.
Наши хиппи
Возвышенный дух шестидесятых не погиб. Он воплотился в хиппи и подвергся метаморфозе — теперь никто не хотел переделывать мир, все стремились от него сбежать и тихо любить друг друга. Наши хиппи ходили в раскрашенных и расшитых бисером польских или индийских джинсах — на «фирму» денег не хватало, носили длинные волосы, повязанные через лоб шнурком. Девушки щеголяли в длинных цыганистых юбках, свободных, сползающих с плеч рубашках. Украшали себя фенечками: камушками на тесемках, плетеными браслетиками. Вместо марихуаны использовали для кайфа таблетки димедрола с анальгином, но зато «никотин» не курили и водку не пили. И в теплое время года снимались с места и путешествовали по стране. Местные хиппи собирались в Межапарке или у заброшенной Англиканской церкви на набережной «на бревне», которое там на самом деле валялось, приносили тяжеленный переносной магнитофон с бобинами «Весна», слушали импровизации Джими Хендрикса и говорили про йогу и медитацию.
Кухонные этюды
Поскольку новые квартиры в панельных домах были невелики, гостей принимали на кухне. Громоздкую «Весну» сменил небольшой кассетный «Парус». Он самым мерзким образом жевал пленки с записями «Аббы» и «Мелодиями и ритмами зарубежной эстрады», но его все равно любили. Гости приносили печенье «сырные палочки» и давали «на три дня» посмотреть польские журналы о красивой жизни «Урода», почитать — ксерокопированные варианты «Мастера и Маргариты» и чудовищно модного и абсолютно непонятного Фолкнера. С не меньшим пиететом передавали из рук в руки роман про Анжелику, где в первых главах рассказывалось, как мужчина и женщина занимаются — кто бы мог подумать, любовью: «Ооо!»
Когда из магазинов исчез нормальный кофе в зернах, покупали невесть откуда взявшиеся зеленые кофейные бобы и жарили на сковородке. Заваривали бледно — коричневый и странно приятный ароматный напиток, пили и нахваливали. И никогда и нигде столько не хохотали, сколько на этих кухонных посиделках.
Символы десятилетия
Все стояли в какой-то очереди — на квартиру, на машину, на ковер, на швейную машинку, на цветной телевизор, на «стенку» и на гарнитур «Юбилейный» мебель для гостиной.
Голубой экран
Вокруг телевизора вращалась жизнь и больших, и маленьких. Маленькие по субботам ждали заставку из «Ну, погоди!» к программе мультфильмов — больше, чем самих мультиков. Взрослые прилипали носами к телевизору, чтобы увидеть «Кабачок «Тринадцать стульев». На экране в стилизованном польском кафе встречались и общались под веселую музыку посетители кабачка: пани Моника, занудливый пан Ципа, наивно — туповатый пан Спортсмен и прочие герои, которые стали всем зрителям ближе родственников.
Июньскими вечерами 1973 года улицы города пустели — все приникали к телевизионным экранам, чтобы посмотреть сериал «Семнадцать мгновений весны». Фильм покорил всех — и коммунистов, и диссидентов, и студентов, и пенсионеров. И до сих пор многим дамам во сне является герой фильма — разведчик Штирлиц в исполнении несравненного Вячеслава Тихонова — как символ мужества и благородства.
Оставьте отзыв: